Утром я сбежал из тюрьмы. Точнее, это больше было похоже не на тюрьму, а на детскую колонию, где существовали обреченные подростки. Открылась дверь, я рванул в нее, оказался на улице, дал в морду первому попавшемуся охраннику, который вылезал из авто, вскочил за руль и нажал педаль газа. И темнота. Очнулся за городом, в канаве. Грязный, с лица текла кровь. Куда дальше? Почему я, такой образованный, интеллигентный, никого не обижавший? Кому я что сделал? Кому звонить: другу или папе — за советом?

На улице было мерзко. Прошел дождь, грязь растаяла, везде была слякоть, лужи. Омерзительно. Небо привычно затянуто облаками. Все серое вокруг, ни капли жизни. После такого окончания сна глаза просто не хотели открываться. Интересно было досмотреть, понять почему так случилось. На улице очень хороший человек облил грязью из под колес своей очень хорошей машины. В метро продолжил чтение Евгения Гришковца «Асфальт». Задело. Там была смерть. Стало неуютно. Все показалось бессмысленным. Окинул взглядом вагон метро. Полный как всегда. Все стоят и ждут. Ощущение, что палача, приговора. Откроется дверь и все сорвутся в неведомую им свободу, призрачные метры свободного пола, по которому можно пробежать, чтобы успеть на эскалатор и вверх. Как будто рыбы, которые задыхаются в мутной тине и устремляются к поверхности ради глотка воздуха. Но и тут обман. Нет воздуха. Та же мгла, туман, пелена оседающая на глаза.

Тюрьма, смерть, течение толпы, серое небо. Напоминает собственную жизнь, когда ты теряешь ее нить, а затем смысл самой жизни. Лишь на миг открываешь глаза, вдыхаешь полную грудь воздуха и наступает облегчение – ты жив. К счастью, рост позволяет мне посмотреть на все свысока, мысленно плюнуть и почувствовать себя лучше. Лучше других, лучше толпы. Сделать погромче музыку, сдвинуть руки в карманах куртки как бы образуя защиту впереди себя и спокойным, уверенным шагом идти напролом вперед. Пусть это всего лишь путь на работу. Но иногда он такой спасительный.