Полдня спал на работе. Глаза не могли открыться ни с помощью кофе, ни чай, ни кислый чай, ничего не помогало. Ближе к вечеру приоткрылся один глаз после холодного душа в туалете, тщательного обтирания лица полотенцем. Чем холоднее вода, тем быстрее наступает желаемый эффект пробуждения. Для закрепления рекомендуется выпить теплой воды и скушать яблоко, тогда можно совсем проснуться. Я проснулся. Поднял стол, открыл документ и стал творить, не без музыки, конечно. Офисный фон очень контрастный, яркий, его нужно изолировать наушниками и приятной, любимой музыкой в завимости от настроения. Еще часик и я свалю отсюда. Свалю навсегда в другую жизнь, туда, где нечего жрать, но душа поет и сердце радуется. Я еще не придумал куда, но ближайшая электричка домчит до аэропорта, где стоит моя ласточка. Пожалуй, стоит заехать домой за камерой и ноутбуком, чтобы было как рассказать, запечатлеть эту жизнь.
Да, конечно я захвачу хорошую одежду, комфортную и всепогодную. Это оказывается так здорово гулять под дождем, как я недавно гулял в легкой курточке, ветро-, и влаго-защищенной. Теплый дождик стучал по капюшону, а я весело ему улыбался. Полный бак горючего, вещи на привычное для них заднее сидение и вперед. Курс на юг, к теплу, нейтральному климату и палатке. Да, я хочу пожить дикарем в палатке, ловить рыбу, хотя я делал этот всего пару раз в жизни, жарить или варить ее на костре, заваривать чай в железной кружке как в детстве. На сколько меня хватит неважно, это же так романтично, так иначе нежели сегодня, сейчас.
Вокруг толпа, огромнейшая толпа людей на стадионе. Все танцуют, прыгают, светятся от счастья как лапочки-лампочки. На самом больше стадионе мира в Сингапуре открылся фестиваль современной музыки. Я кручу за пультом свой сет – предмет моей гордости, над которым работал последние несколько лет, просыпаясь ночами и записывая пару нот. Скоро начнется мой самый любимый куплет с глубоким басом и мелодичной флейтой, приправленной оттенком фортепьяно и нейлонными перебежками гитары. Эту идею я услышал в свои пятнадцать и с того времени работал над ней, пытался найти баланс между тонким душевным оттенком и глубоким проникновением.
— Эй, Курк, смотри, — заорал Бартон пролетая на лыжах прямо перед моим носом и обрызгивая меня снежным дождем. Мы остановились в немом молчании озираясь вокруг. Ущелье закончилось, когда мы на полной скорости вылетели из него, едва успев закантоваться перед обрывом. Позади остался О-образный выход из витеватой трассы внутри ущелья, когда впереди зиял обрыв, переходящий в невиданное горное село. Каждая гора как домик, холмики, все блестит на ярком солнце и ни облачка на небе. Пути вперед нет, только обрыв на километр, внизу скалы, а впереди эта красотища.
Так, GPS на месте, заряд есть, парашют в норме. Проверяем ремни друг у друга, лопаты крепко прицеплены, подушки безопасности в активном состоянии.
— Ну, от винта, Барт, — ору я и первым выкидываю вперед пусковое устройство вперед. Хлопок, передо мной раскрывается купол, набирает объем и я бегу за ним в пропасть. Вжух и он надо мной, я под ним в своей люльке. Барт пристраивается под своим ярко-оранжевым куполом справа. Тишина. В горах обычно ветер дует так, что ничего не слышно в десятке шагов, а тут благодать. Ни звука.
— Барт, мы точно свихнулись!
— А то, — довольно скалится Барт и закладывает вираж под меня.
Кто-то рычит снаружи. На дворе глубокая ночь, какому зверю понадобилось тут рыскать в это время? Вся живность спит, мы тоже спим. Тепло, мы лежим голыми поверх спальных мешков ничем не накрывшись. В десятке шагов журчит горная речка с удивительного вкуса водой. Одно наслаждение пить эту воду и смотреть на нее вот так, как я сейчас смотрю на свою девочку. Спина приподнимается от глубокого дыхания оголяя красивый силуэт груди. Глажу ее по спине, она самая лучшая в моей жизни. Рука скользит по спине вверх и вниз, медленно, согревая и передавая все мое внимание, глубокое чувство каждой клеточке на спине.
Спустя часа два она проснется на запах свежего кофе. Что может быть прекраснее этой умиротворенной картины? Ручная кофемолка, уже видавшая виды, что делает ее еще более прекрасной в этом натюрморте. Костер потрескивает парой полений, сверху над костром котелок с кипящей водой. Две железные чашки, где-то погнуты камнями, с царапинами и сколами, разводами и следами от чайной ложки, часто заглядывающей сюда за сахаром. Бульк и кубик сахара летит в кипящий черный напиток. Ох, горячо обжигает губы и язык. Лишь капелька напитка, а такой жар, напор эмоций и тепло разливается по всему телу.
Из палатки появляется ее лохматая голова. Тело пока прячется внутри тканевого домика, где мы прожили последние несколько дней. Она ловит носом запах и волшебно улыбается. Напротив, на бревнышке уже лежит полотенце для нее, а между нами примитивный столик из пары бревен и сковородки на них. Кофе, пара бутербродов из хлеба, зелени и свежей речной рыбы. Она нагишом садится напротив. Божественно, друзья, просто божественно видеть природу во всей ее красе.
— Папка, ты такой дурак, — расхохоталась девчонка и помчалась на своем велосипеде с горы.
— Сейчас догоню и набью попу, — кричу я в ответ и отталкиваюсь от земли.
Догоняю эту малявку, хватаю за талию и прямо на ходу стаскиваю с велосипеда. Она сначала визжит от страха, потом радостно начинает вопить, увидев как ее велосипед улетел в кусты. Медленно останавливаюсь и крепко обнимаю свою неповторимую малышку. Пытаюсь ее поцеловать, но лбы сталкиваются друг с другом из-за шлемов, и мы хохочем. Приходится укусить ее за шею и обнять еще крепче. Она такая офигенная! Заползает на меня, обнимает ногами за талию и мы идем за мороженным в тот самый киоск, который стоит у подножия горы. Яркий, красивый, тем и привлекает толпы туристов, ибо с его веранды открывается изумительный вид на горы, а мороженное с ромом только способствует умиротворению (не для детей, конечно).
